Имя: Давид.
Внешность: Эдриан Броуди
Возраст: 30 лет.
Должность: лекарь.
Статус: раб.
Происхождение: иудей.
Факты биографии: единственный сын успешного врача, практиковавшего сначала в Риме, потом в Помпеях. С раннего детства сопровождал отца, посещавшего своих благородных клиентов. В семье не слишком придерживались религиозных предписаний, поэтому Давид получил совершенно римское образование и воспитание, хотя и выучил язык своих предков. С девятнадцати лет начал врачебную практику, постепенно приобретая собственную клиентуру и замещая стареющего отца. Когда Давиду исполнилось двадцать, родители нашли ему подходящую невесту, но брак продлился недолго. Его жена умерла при родах - это было первой неудачей талантливого врача, до сих пор не проигрывавшего смерти. Родители Давида погибли при землетрясении 62-го года, их дом был совершенно разрушен.  В это время Давид был призван помочь начальнику городской стражи, который сильно обжегся, пытаясь вытащить из пожара ларчик с драгоценностями. К сожалению, пришлось прибегнуть к опасной операции и отнять пострадавшему руку. Несмотря на то, что это спасло жизнь пациента, тот заподозрил в решении врача происки конкурентов и обвинил его в покушении на убийство. Марк Элиан, знакомый с талантами Давида, предложил ему способ спастись от смертной казни: добровольно отказаться от всех гражданских прав и признать себя его рабом. Давид выбрал жизнь, и с тех пор служит лекарем на вилле Фортуната.
Пробный пост: Оставшись  один, Давид провел руками по лицу, словно стараясь стереть этим простым движением тягостные впечатления минувшего дня, казавшегося бесконечным длинным. Кровь бешено пульсировала в разгоряченной голове, висок сверлила пронизывающая острая боль, грозившая превратиться в приступ гемикрании. Загадочная болезнь, терзавшая иудея, с давних пор стала настоящим бичом для врача, который не сумел пока найти действенного средства, чтобы раз и навсегда положить конец своим страданиям. Отчаявшись, Давид смирился и привык считать головную боль заслуженной божьей карой.
Мужчина на мгновение прикрыл глаза, но мысли навязчиво кружились, лишая покоя, вызывая в памяти знакомые лица. Вот возникло растерянное лицо гречанки, пока еще зрячей, глядевшей на него с недоумением и немым укором, затем промелькнул надменный лик властной сладострастницы и коварной интриганки Элианы, тут же сменившийся грубо высеченной физиономией  начальника охраны, всегда смущавшего Давида своей пугающей схожестью с каменным изваянием, и, наконец, появилось раскрасневшееся от крика крошечное личико маленького Гнея. Как же ненавидел иудей их всех до единого, скрывая по возможности свою неприязнь до поры, до времени! Он хорошо выполнял свои обязанности, а большего от него и не требовалось. Что-что, а искусство лицедейства свойственно каждому рабу, а в особенности ему, не родившемуся невольником, но потерявшему свободу волею неумолимой судьбы.  Когда-то Давид смалодушничал, сделав выбор в пользу жизни. Теперь он затруднялся найти ответ на вопрос: "А нужно ли ему такое существование?"
Лекарь облегченно вздохнул, поняв, что мучительная мигрень понемногу отступает. Наедине с собой, со своей совестью Давид мог сбросить маску равнодушия и отстраненности. Сегодня он вынес приговор, и вопреки опасениям, не испытывал и тени раскаяния, скорее, искра торжества мелькала в его лихорадочно блестящих глазах. Жалость и сострадание давно были выжжены каленым железом из души иудея, опустошенной потерей любимой и крушением всех надежд на благополучное будущее. Профессия лекаря требует бесстрастности  и холодного рассудка, но дарит взамен некое подобие ощущения зыбкой, ненадежной, призрачной, но все же власти. Слово врача, особенно грамотного, опытного - такого, каким не без основания считал себя иудей - неоспоримы, и лекарь отчетливо понимал это. Давид не сомневался в том, что малыша укусила змея, различить ранки, нанесенные зубами пресмыкающегося, не составило особого труда. Однако положил в колыбель живое орудие убийства не кто иной, как послушный исполнитель или даже сам автор тщательно спланированного злодеяния. Так что врач отчасти был прав, сказав, что виноват в произошедшем именно человек. Иудей вложил в эту фразу двоякий смысл, не посчитав нужным уточнить, что именно имел в виду. Без особых колебаний Давид решил принести Фессалонику в жертву, рассудив, что женщина все равно была обречена, гречанке не посчастливилось оказаться беспомощной пешкой в центре заговора, а вот лекарь не был готов занять место рабыни и разделить ее скорбную участь. Впрочем, нянька могла сама притащить ядовитую тварь, а затем устроить переполох, надеясь на заступничество своей госпожи. В таком случае, она поступала в соответствии с указаниями того, кому смерть Гнея была выгодна. Задумавший же устранить законного наследника Элиана не остановится ни перед чем, а навлекать на себя гнев могущественных врагов - непростительная глупость, которая может привести к непоправимым последствиям.
Давид удовлетворенно искривил губы в сардонической усмешке и, погасив огонь, устроился на ложе. Целебный сон пришел быстро, унося иудея в царство Морфея..